Осень. Пасмурно. Сыро. Ощущение чего-то уходящего, покидающего, ощущение невозвратимости и потери.
Знакомо, не правда ли?
В юности, переживая осеннюю хандру, я писал такие стихи:
Опять дожди и эта слякоть.
Опять туманы и дожди.
И снова хочется лишь плакать
И крикнуть лету: «Подожди!»…
Опять по этой непогоде все поплывет.
Не корабли.
А листья по осенней моде,
Как рыбы чахнут на мели.
Опять кладбищенские камни
Напоминают мне дома…
В канаве черной, слов
У ног валяется Луна…
По-разному можно относиться к этому своему состоянию, по-разному его понимать и оценивать. Кто-то бодрится – «Не беда, да-да-да…!», кто-то, напротив – опускается на дно жалости к самому себе, упиваясь своей тоской и используя ее как веский довод в оправдании своих неудач, неустроенности, бессмысленности, несчастливости – как основание для того, чтобы клеветать на мир и внутренне бороться с ним.
Как мне кажется, и то, и другое отношение разрушительно для человека.
В первом случае я не замечаю себя, можно сказать, что этим искусственным «бодрением» я плюю себе в душу, как бы говоря самому себе – отстань, не мешай, пойди прочь со своими соплями, мне это неприятно. Тогда я остаюсь в действительном одиночестве, поскольку лишил себя своего же внимания: мне не до себя, у меня есть дела поважнее, чем я сам и какие-то там мои переживания, какая-то там моя тоска непонятно о чем…
Во втором случае я свою тоску использую как оружие против мира – это он виноват в том, что мне плохо, что я грустен и несчастен. Тогда у меня есть основания, чтобы себя пожалеть, чтобы посетовать, пусть даже не вслух, про себя… пусть даже не про себя, а взглядом, вздохом, осанкой – посетовать на свою несчастливую судьбу, на свою горькую планиду…
И здесь я также не обращаю внимания на существо своей тоски, на существо самого себя, занимаясь чем-то внешним, чем-то потусторонним от себя, оставляя себя за скобками своей жизни.
Мне кажется, что более полезным, более здоровым, более заботливым по отношению к себе такое переживание этой своей тоски, когда я, позволяю себе переживать ее «по полной программе», не бодрясь и не оглушая себя «позитивчиками». Но погружаясь в свою грусть, в свою тоску, я погружаюсь не в нее, а в себя, переживающего ее.
Во мне действительно что-то меняется в это время: что-то в моей жизни меняется, что-то уходит, а что-то еще не пришло, и душа отзывается болью на потерю перспективы жизни. Но, как и в Мире происходят естественные циклы рассвета жизни и ее угасания, так и в каждом из нас, рождающиеся цели и перспективы через какое-то время истлевают дотла, дорога жизни меняет направление, изгибается в своем течении, становясь то быстрой и бурливой, то спокойной и плавной, то полноводной, а то иссохшей…
И если я сам себя не покидаю в межсезонье своей души, если разрешаю себе потосковать и при этом не столько упиваюсь тоской, сколько упиваюсь самим собой, тогда… как это ни удивительно, это тоскливое время может стать для меня временем счастья. Как это ни странно, но именно в это время, когда какие-то мелкие заботы отваливаются сами собой, когда я становлюсь менее суетлив, ибо некуда и незачем суетиться, я имею больше возможности заметить себя и побыть с самим собой.
И когда я решаюсь не отвернуться от себя и своего состояния, решаюсь быть в нем, тогда – удивительное дело, — моя грусть и тоска наливаются и каким-то неожиданным удовольствием. И причина этого удовольствия в том, что я, наконец-то, обретаю себя. Моя тоска привела меня к себе… Теперь меня не растаскивают на части множество моих же стремлений, теперь я весь здесь, в одном месте, мне некуда спешить и нечего делать. Я останавливаю свой бег и внимательно прислушиваюсь и… слышу. Колокольный звон.
Виктор Ляшенко
Психолог
Для того, чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь.